«Сказка - ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок!»
А. С. Пушкин
«Это – возврат мыслей, которые движутся в мире по кругам и спиралям».
К. Д. Бальмонт
Что такое сказка? Как она соотносится с мифом? Как она воздействует на душу, психику человека? Об этом и не только Информационному объединению «Эра» рассказала
Ковалева Елена Валентиновна - кандидат медицинских наук, психолог, действительный член Общероссийской Профессиональной Психотерапевтической Лиги
Сказка как прикладная народная психология, воздействующая словом через образ непосредственно на Душу слушающего
Определимся с понятиями. Для этого обратимся к знатоку русского языка Владимиру Ивановичу Далю (1801 – 1872), современнику и близкому другу А. С. Пушкина. Изучив токовый словарь живого великорусского языка, можно увидеть, что понятия СКАЗКА, СКАЗ, СКАЗАНИЕ изначально в русском языке подразумевало все виды речи, как устной, так и письменной. И одно из прямых значений, сохранившееся в церковном языке, - сказка как слово, речь, толкованье.
А теперь посмотрим, что такое миф?
Миф с древнегреческого μῦθος — «речь, слово; сказание, предание». И по определению профессора А. М. Лосева, выдающегося философа и исследователя диалектики мифа «миф всегда есть СЛОВО» и «это – подлинная и максимально конкретная реальность»
И если между сказкой и мифом есть тонкие различия, то они связаны исключительно со структурными особенностями языка, на котором звучит СЛОВО. От языка зависит и ментальность человеческого сообщества. Речь, Слово – единственное, что отличает Человека от других видов живого на Земле. И логично предположить, что именно Слово является связующим звеном между биологической и духовной природой Человека, миром видимым, внешним и миром мыслимым, внутренним.
Слово из внешнего мира рождает Образ на внутреннем экране сознания, а Образ с внутреннего плана рождает потребность выразить его Словом. Об изначальном единстве человеческого языка мы можем догадаться по общим для всех народов образам и сюжетам древнейших сказок и мифов, в первую очередь, космогонических, в которых проявилось интуитивное понимание мира, обобщенное в словесных образах.
Наблюдения множественных проявлений конкретной окружающей человека действительности оформились в образные сюжеты, которые и легли в основу сказаний, то есть речевых словесных мостов между миром внешним, проявленным, воспринимаемым через биологические органы чувств и миром внутренним, мыслимым, образно-символическим, душевным, воспринимаемым органами иной природы. Мне бы хотелось обратить внимание, что понятие Былина в том значении, в котором мы сейчас его употребляем, как повествование о жизни и подвигах богатырей, есть то же сказание, или старИна, и совершенно напрасно привязывать изложенные там события к каким-либо географическим объектам, историческим событиям или личностям
Многие богатырские старины начинались с распевки: «В стольном городе во Киеве у славного князя Владимира было пированье, почестный пир, было столованье, почестный стол на многи князи, бояра, и на русские могучие богатыри, и на гости богатые». При этом никакого отношения к городу Киеву и князю Владимиру, как историческому лицу, содержание песни не имеет. Певец-сказитель выстраивает мост от внешне-исторического конкретно-заданного события, хорошо известного слушающим, во внутреннее душевное образное бытие. Владимир Васильевич Стасов (1824 – 1906) в своей исследовательской работе «Происхождение русских былин» на большом количестве материала показывает, что сказания о богатырях с русскими именами имеют общие корни со сказками и мифами всех азиатских народов. То есть богатыри – персонажи сказочные, мифические.
Знаменитого Илью Муромца можно встретить и в «Магаванси» (где рассказывается, как тот или иной цейлонский царь набирает дружину из богатырей), в сибирских, киргизских сказаниях, в «Шахнаме» (Персидская Книга Царей) и Джангариаде (калмыцкий богатырский эпос). Первая половина сказаний о богатыре Михайло Потыке совпадает с сюжетами «Махабхараты», вторая – с «Гессер-Ханом» (В. В. Стасов). И Садко, и Одиссей и царевич Шактидева из сказок брахмана Сомадевы – это, по сути, один и тот же образ. В. В. Стасов очень тщательно и доказательно выстраивает параллель между русским богатырем Ерусланом («Сказание о славном богатыре Еруслане Лазаревиче») и Рустемом из «Шахнаме» (персидская Книга Царей)]. Вот какие выводы делает В. В. Стасов: «Опираясь на результаты сравнительной мифологии, основанные на глубоком и многостороннем филологическом знании, а также на столь же глубоком и многостороннем аналитическом расследовании, можно с уверенностью сказать, что индийские, персидские, греческие, римские, кельтские, германские и наши славянские верования, мировоззрения и обряды одинаковы в корню своем, все идут из одного и того же источника». За полвека до Стасова, - а чем глубже мы продвигаемся по шкале исторического времени, тем ближе первоисточники, - археолог и собиратель народных преданий Иван Петрович Сахаров (1807 – 1863) заметил, что «тайные сказания русского народа всегда существовали в одной семейной жизни и никогда не были мнением общественным…
Они одни и те же, какие были в X, XII и XVII веках. Люди, обновлявшие свою жизнь, оставляли понятия и поверья, никогда не изменяли ни своих понятий, ни своих поверий». Ссылаясь на внимательное исследование всеобщего мирового мышления, Сахаров пишет: «Тайные сказания принадлежат первым векам мироздания, людям древней жизни… Тайные сказания древнего мира осуществлялись людьми, ознаменованными бесчисленными названиями. Эти люди, как образователи, свои установляемые таинства облекали чудесным вымыслом… Письмена санскритские уверяют нас, что Индия есть отчизна тайных сказаний, первородный идеал всех последующих изменений.
Избранные люди Египта и Персии, посещая Индию, изучали там тайные сказания и, возвращаясь на свою родину, высказывали их своим сородичам. Греция подслушала все эти сказания и передала Риму и за ним грядущим поколениям». Интересно, что к образователям тайных сказаний в древнем мире Сахаров причисляет представителей отдельных каст. «Таковы были: астрологи, авгуры, прогностики, мистагоги, сортилеги, гаруспеки, пифониссы» *. Очень похоже на модальности современной психотерапии! На момент исследований Сахарова и Стасова научная мысль России и Европы не была ещё достаточно хорошо знакома с заокеанской коренной культурой Мезоамерики. То, что едины не только культурные корни народов Старого Света, показал поэт-переводчик «Пополь-Ву», Священной Книги Кичей-Майев, знаменитого древнего литературного памятника Мезоамерики, Константин Дмитриевич Бальмонт (1867 – 1942). Он пишет о единстве мифологических сюжетов в культурах всего мира. «Лишь на одно мне хочется сейчас указать, - на то, что в этой книге, слагавшейся в чуждых нам странах, на другой половине Земного Шара, есть несколько замыслов, совпадающих с замыслами Европейских и близких нам Азийских, Африканских и иных народов.
Бальмонт называет некоторые из общих для всех народов мира замыслов или сюжетов:
- «Предание о бессемянном зачатии, а равно предания о рождении исключительных, чудесно-одаренных, сынов от дев-матерей, так же распространены по Земному Шару, как травы, цветы, птицы и звери… они цветут в Монголии и в Мексике, в Австралии и в Индии, в Египте и в Русской деревушке». Это один из излюбленных сюжетов в Китайских преданиях. В Китае есть подробная национальная история в ста книгах, и один том всецело посвящён чудесным зачатиям и рождениям (К. Д. Бальмонт).
- О силе имени, или о волшебном могуществе Слова. В «Пополь-Ву» Юные побеждают властителей Теневого Края, просто выведав их имена, назвав каждого из владык по имени. (Как это перекликается с современной психотерапией: иногда бывает достаточно просто назвать вещи/ чувства/события своими именами, то есть выявить, и проблема решается).
- «Ясновидение помнящих» (Бальмонт). Речь идёт о существах или вещах, оставленных или переданных кому-то и несущих информацию о судьбе ушедшего. Возможно, речь идёт об информационном обмене через символы, талисманы. Например, герой, уходя на битву, оставляет какой-то предмет, который подает сигнал оставшимся в тот момент, когда герою нужна помощь. Сюжет про наличие единого энергоинформационного пространства, в котором находятся и люди, и окружающие их одушевленные и неодушевленные предметы.
- Сюжеты о вреде некоторых качеств личности (хвастовства, например). Ставр-боярин, Юкагайнен из «Калевалы», Вукуба-Какикс из «Пополь-Ву» всегда бывают наказаны за свое хвастовство. Это наглядный воспитательный аспект сказки.
- Присутствие Чуда, волхование. У всех народов есть волшебники, творящие чудеса и совершающие превращения.
Мне бы хотелось подробнее остановиться на присутствии Чуда в сказке. Это, пожалуй, главная отличительная черта именно сказки. И наличие Чуда является определяющим, когда сказку рассматривают как нечто нереальное, выдуманное. В то же время мы все проживали чудеса в своей жизни и понимаем, что чудо есть одна из граней реальности. Но какая именно? Исследуя явление чуда диалектически, выдающийся русский философ, профессор Алексей Фёдорович Лосев (1893 – 1988) пишет, что «наиболее распространенное учение гласит, что чудо есть вмешательство высшей Силы или высших сил, и притом особое вмешательство… Другое воззвание гласит, что чудо есть нарушение законов природы и прорыв в общем течении механистической Вселенной».] Но, по мнению ученого, это решительно противоречит феноменологии чуда. Алексей Фёдорович предлагает диалектическую разгадку чуда: «В чуде мы имеем дело прежде всего с совпадением или, по крайней мере, со взаимоотношением и столкновением двух каких-то разных планов действительности. Нам ясно, что чудо есть взаимоотношение двух (или большего числа) личностных планов…
Возникает вопрос: взаимоотношение каких именно личностных планов есть чудо? Необходимо два плана одной личности. Какие же? … внешне-исторический и - внутренне-замысленный, как бы план заданности, преднамеренности и цели. Именно эти два плана, будучи совершенно различными, необходимым образом отождествляются в некоем неделимом образе, согласно общему диалектическому закону». Вот теперь понятно, что чудо в сказке или мифе происходит при правильном взаимодействии двух (или более) различных планов одной личности, переходе от дуального восприятия к целостному, когда все личностные планы осознают себя в единстве, цельности. Тогда же чудо происходит и в реальной жизни. Получается, что через сказку, ее образный ряд, идёт развитие самосознания. А самосознание, по сути своей, есть контакт со своей Душой, и через сказку мы распознаем свою Душу, начинаем жить в новой мерности, вернее, в двух мерностях одновременно: во внешне-исторической и внутренне-замысленной. Мы ощущаем присутствие в себе той центральной оси мироздания (Души), удерживаем баланс между полным слиянием в коллективном и изоляцией в индивидуальном. Волшебная сказка, по сути своей, является пошаговой инструкцией.
Что такое волшебная сказка, и чем она отличается от других сказок и мифов?
Как мы уже поняли, любая сказка отражает взаимодействие отдельных субъектов одной личности между собой и с внешним планом. Эти субъекты являются живыми энергийными личностными сущностями. На внешнем плане есть реальная историческая личность, непрерывно изменяющаяся и движущаяся к осмысленному становлению, и внутренняя, неизменная во времени, относительно которой происходит становление внешней. Неизменную во времени составляющую мы именуем Душой. Для достижения гармонии человеку необходимо выстроить иерархически верную структуру для этих сущностей, собрать внешний и внутренний планы в некоем неделимом образе. Эту задачу и выполняет волшебная сказка.
Волшебная сказка обладает совершенно особым строением, мы ее сразу узнаем. Особенности ее структуры исследовал и подробно описал известный ученый-филолог, фольклорист, профессор Владимир Яковлевич Пропп (1895 – 1970). «В области народной, фольклорной сказки рассмотрение форм и установление закономерностей строя возможно с такой же точностью, с какой возможна морфология органических образований. Это относится, в первую очередь, к волшебной сказке (сказке «в собственном смысле слова»). Во-первых, сказка с величайшей легкостью приписывает одинаковые действия людям, предметам и животным. Во-вторых, персонажей в сказке может быть очень много, но они совершают однотипные действия. Ведь совершенно неважно, от кого герой получит волшебный предмет, и что это будет за предмет. Неважно также, кто получит этот волшебный предмет, Иванушка-дурачок, или падчерица, или кто-то другой. Важен только сам факт передачи этого волшебного предмета от сказочного помощника герою. Важно только действие – постоянный, устойчивый элемент сказки, функция действующего лица.
Таких функций немного, и они подробно описаны В. Я. Проппом в «Морфологии волшебной сказки». Структура сказки требует, чтобы герой во что бы то ни стало отправился из дома. Это достигается либо через вредительство: кто-то ворует яблоки в царском саду или топчет пшеницу, и героя отправляют выследить и поймать «похотника», либо, если такого повода нет, сказка использует соединительный момент: старик увозит свою дочку в лес по требованию мачехи. По намерению героя выстраивается стержень сказки. Герой волшебной сказки – это персонаж, пострадавший от вредительства в завязке, или ощущающий нехватку чего-либо. Он может выполнять эту функцию не для себя лично, но по просьбе или требованию (идет добывать для отца молодильные яблоки и живую воду или подснежники для мачехи в новогоднюю ночь). Исканию всегда предшествует волевое решение, если речь идет о герое-искателе. У героев-жертв (изгнанных, подмененных, околдованных, убитых) нет волевого стремления к освобождению, на их спасение снаряжается герой-искатель (выручать похищенную царевну). Важно заметить, что последовательность функций в волшебной сказке всегда одинакова (это отличительная характеристика именно волшебной сказки).
Все волшебные сказки однотипны по своему строению, с единым стержнем. По ходу действия герой случайно встречает кого-то или что-то и получает от него некоторое волшебное средство, благодаря которому у героя появляется возможность выполнить, казалось бы, невыполнимую миссию. Обязательным элементом волшебной сказки является перемещение героя в другое, «иное» царство. Это царство может лежать либо очень далеко по горизонтали, либо очень высоко или глубоко по вертикали. Речь идет о смене уровня восприятия реальности.
Сказка использует огромный арсенал средств для перемещения героя: он может лететь по воздуху (на ковре-самолете, на птице, коне, лягушке, в коляске черта и т.д.), может плыть по воде или идти по земле, может взбираться по лестнице или спускаться в колодец или подземелье. Сказка намекает, что совершенно неважно, какой энергией воспользуется герой, важно, чтобы межуровневый переход совершился. Там, в «ином» царстве, герой решает свою задачу и возвращается победителем домой, на внешний житейский план. Ход действия и образует центральный единый стержень любой волшебной сказки. Наличие этого единого неизменного стержня во всех волшебных сказках всех народов Земли наводит на мысль, что внутри вечно движущегося и непрерывно меняющегося внешнего видимого мира есть Нечто неизменное, вечное, относительно которого и происходит движение.
Обнаружить присутствие этого Нечто при помощи имеющихся у нас органов восприятия мы не можем, но это Нечто реагирует на Слово, рождая в нашем сознании Образы. Удивительным образом эти Образы совпадают у всех людей, живущих на Земле, когда-либо живших раньше и, с высокой долей вероятности, у будущих поколений. Это Нечто в космогониях всех народов проявилось в Образе Мирового Древа, Оси Мироздания. В микрокосме индивидуального человеческого сознания эта центростремительная сила ощущается как Единая Мировая Душа.
Сказка о царевне-лягушке рассказывается одинаково в России, Германии, Индии, Америке и Новой Зеландии. Отсюда и непостижимое сходство между Добрыней и Кришной, Девой Чинг-Му и Девой Марией. При смене исторических эпох на внешнем плане функции как бы по наследству переходят к новым персонажам, эпическим или историческим личностям, сохраняя неизменность внутреннего функционального плана. Перун становится пророком Илией, Осирис Исусом. Мы движемся по сказке до постижения тождественности внешнего и внутреннего (что вверху, то и внизу; что внутри, то и снаружи), до полного осознания единства нашей внешне-исторической личности и внутренне-заданной неизменной сущности. В завершенном, целостном Образе мы осознаем свою индивидуальную Душу и далее движемся к постижению Единой Мировой Души.
У волшебной сказки этого мира, на самом деле, всегда три героя: один сказывает о другом для третьего, используя универсальный набор образных воздействий. Сказка продолжается до тех пор, пока слушающий услышит и начнет действовать в строгом соответствии со сценарным стержнем волшебной сказки, пройдёт все обозначенные там ступени, усвоит уроки и сдаст экзамен. Сказка завершается, во-первых, преображением героя (И такой он стал пригожий, Что ни в сказке не сказать, Ни пером не написать!), соединившего, наконец, все личностные планы в единый Образ, во-вторых, обретением им своей второй половины (Честным пирком, да за свадебку!), те есть достижением баланса изначальных жизнеобразующих энергий – мужской и женской, и, в-третьих, с царем в голове, то есть герой воцаряется в своём царстве. Теперь он полновластный хозяин своей жизни, и внутренней, и внешней. Это прикладная психология народной сказки. И Пушкин, великий сказочник, очень точно отметил, что, несмотря на кажущееся на первый взгляд неправдоподобие (сказка – ложь), при внимательном и усердном слушании сказка является важным уроком всем Добрым Молодцам (и Молодицам)!
И что же в сухом остатке?
Сказка с древнейших времен и поныне служит не только для приятного времяпрепровождения, но и выполняет очень важные функции для развития и роста сознания человека, формирования здорового и целостного восприятия мира и себя в этом мире. Волшебная Сказка - тонкий, бережный инструмент настройки нашей психики на эффективное взаимодействие как в мире людей, так и в мире явлений и тонкого и проявленного мира. Через Образы Волшебной Сказки человек с детства постигает непреложные законы Мироздания.
